Концертный пианист однажды пожаловался мне, что ему трудно исполнять всем известные вещи. "Так трудно найти свежий подход!" – признался он. У меня моментально возникло желание возразить. Во-первых, я подумал, что передо мной сидит весьма необычный человек, потому что подавляющее большинство исполнителей вообще не задумываются, когда играют свою "Патетическую" или "Лунную сонату", Венгерскую рапсодию и так далее. Эти исполнители играют не то, что задумывал композитор, они не проявляют свое собственное отношение к этому сочинению, поскольку это отношение попросту отсутствует. Что же тогда они играют? Только ноты. И в основном по слуху. Надо только начать, а остальное приложится. Список сочинений, которые они играют по слуху, сегодня включает сонаты Прокофьева и сочинения Хиндемита, но сам подход к музыке у этих звезд от этого совершенно не меняется.Итак, сначала я порадовался такому самокритичному заявлению, но следующая мысль была менее радостной. Я размышлял примерно так: как можно жаловаться, что трудно найти "свежий подход"? Это что, кошелек с деньгами? Можно подумать, что свежий подход можно найти на тротуаре – кто-то его уронит, а вы поднимете? Мой пианист слишком серьезно отнесся к известной шутке Шолом-Алейхема. Вы знаете, Алейхем сказал: "Талант - это как деньги. Либо он у вас есть, либо у вас его нет". И я думаю, что великий юморист в данном случае ошибался. Потому что деньги приходят и уходят, сегодня у вас их нет, а завтра есть. Но если у вас нет таланта, то это положение серьезное и продлится долго.
Следовательно, вы не можете найти свежий подход, это он должен вас найти. Свежее отношение к труду музыканта, как я вижу это постоянно, приходит к тем, у кого есть свежий подход к прочим сторонам жизни, к жизни вообще – примеры: Юдина и Софроницкий.
Но давайте вернемся к моему другу-пианисту, который наивно искал свежий подход, не меняя при этом своей жизни. Я не хотел огорчать его своими соображениями. Зачем огорчать человека? Я должен был помочь ему, и я вспомнил совет Глазунова о полифонической игре.
И я сказал ему: "Почему бы тебе не подчеркивать полифонию во всем, что ты исполняешь? Покажи, как двигаются голоса. Ищи второстепенные голоса, внутренние движения. Это очень интересно, и принесет тебе радость. Когда ты их обнаружишь, покажи их аудитории, пусть они тоже порадуются. Вот увидишь, это очень поможет, сочинение моментально оживет".
Я, помнится, привел сравнение с театром. У многих пианистов на авансцене только один персонаж – мелодия, а все прочее - густой мрак, болото. Но в пьесах обычно несколько персонажей, и если герой говорит, а ему никто не отвечает, то пьеса становится бессмысленной и скучной. Должны заговорить все персонажи, чтобы мы слышали и вопрос и ответ, и тогда следить за ходом пьесы станет интересно.
Таков был мой совет уже весьма известному в то время пианисту, и к моему большому удивлению, он его принял и воплотил. Успех, как говорится, не заставил себя ждать. Раньше его считали только виртуозом, не отличающимся глубиной исполнения, но теперь все заговорили о том, насколько он интеллектуален и глубок. Его репутация чрезвычайно укрепилась, и он даже звонил мне, чтобы сказать: "Спасибо тебе за столь удачный совет". Я ему ответил: "Благодари не меня, скажи спасибо Глазунову".
Testimony. The Memoirs of Dmitri Shostakovich. 1979
Комментариев нет:
Отправить комментарий